Дневник Мироманова

Памяти Георгия Ильича Мироманова.

Путешествие по следам Антона Павловича в поисках хутора.

Дневник написан для участия в конкурсе, объявленном Командором на соискание премии «На Сахалин и обратно», но бесплатно.

      Написан дилетанткой в пику профессионалам – чехоманам. Однако стал единственным письменным источником, упоминающим о безвременно погибшем Человеке в Сумах.

Июньский день 1888 года. Все поет, цветет, блещет красотой. Кричат лягушки и всякие птицы. Нанята четверка лошадей, Линтваревы дали громаднейшую и покойнейшую дедовскую коляску, ту самую, которая перешла им в наследство от тетушки Ивана Федоровича Шпоньки.   Антон Павлович собрался в гости к родственникам Линтваревьк Смагиным в Бакумовку Полтавской губернии.

Он знал о своей болезни, и знал, что ему нужно жить летом на юге. Из письма А.С.Суворину: «Когда я разбогатею, то куплю себе на Псле хутор, где устрою «климатическую станцию» для петербургских писателей». Полюбив Украину, решил купить хутор. Тогда же  темпераментный Жорж Иваненко предложил подыскать подходящее, по деньгам место. Отправились вчетвером — Антон, Жорж Линтварев,  Наталья Линтварева и девица Вата Иванова, двоюродная сестра Линтваревых, молоденькая полтавская институтка.

   Дневник. 8.06.92.

В тот же самый день июня спустя 100 лет, когда весь город благоухал цветущей акацией, и жасмином, и на улицах бушевала тополиная метель, 100 лошадиных сил, запряженных в новенький автобус, недавно купленный Сумским краеведческим музеем, повезли отважную пятерку по следам Антона Чехова в Полтавскую область, искать «Атлантиду» — остатки хутора, в котором жили Смагины.

   Главное отступление, деловое.

Наш экипаж возглавлял заморский  (Заливский) гость — Георгий Ильич Мироманов, попросту Гарун аль Рашид из Сахалина. Очарован­ный молодостью, украинской прелестью и влюбленностью в Чехова трех Сестер, хозяек Чеховского музея на Луке, Гарун финансировал поездку, ночлег и развлечения.

Отступление лирическое.

Все случилось так. Влюбившись в Луку и Псел, не без помощи сестер, Георгий Ильич под воздействием многих причин, здесь не упоминаемых, пришел к гениальному, как все простое, решению — остался на две недели в Сумах. Он нашел приют у смотрительницы музея Чехова и наслаждался, оттаивал, работал, искал, перечитывал, писал и, вообще, влезал в шкуру Антона и Суворина.  А Сестры благословляли день и час, когда решили посетить Георгия Ильича в гостиничном номере с целью отдать еще горяченькие фотографии.

           Поправка.                                                .

Нет, он не Гарун аль Рашид, он больше, он Гай Цильний Меценат и Мужчина,

                Поправка лирическая.

На него только глянешь и видишь, что это — Пират, Конквистадор, Дитя, Кандид или Герой.

Дневник. 8.06.92.

Отправились в 830. День был как по заказу — великолепный, синий с золотом солнца.

Поехали на Лебедин, через Шпилевку. Дорога вьется по высокому правому берегу Псла, в окружении полей свеклы и частных огородов, на которых аборигены окучивают картошку. Для украинцев картошка, лук и сало — основная еда.

Примечание экономическое.

На Украине наивысший в мире уровень распаханности земель -83% ,в то время как во всех европейских странах — 25-30%. Экстен­сивное сельское хозяйство привело к нарушению природных ландшаф­тов, уничтожению животных и растений, которые еще 20 лет тому назад росли и жили здесь во множестве. Исчезли разнообразные цветы, не слышно кузнечиков, трелей жаворонков, редкостью стали бабочки.

Шпилевке в этом отношении повезло. Она входит в зону природ­ного заказника. Плавни Псла, заливные луга еще полны уток, цапель, рыбы, раков. Теплые болотца, прогретые на солнце — детский сад для миллионов головастиков, тритонов, мальков.

Особенно сохранились комары. В тихие ночи слышно, как, от их обилия, шевелятся листья на вербах .

Из письма А.Н. Плещееву.14 мая 1889г. Сумы.

Комаров видимо-невидимо, кусаются, подлецы, больно и мешают жить.

А.Н. Суворину. 4 мая 1899 г. Сумы.

……настроение у меня хорошее и, если бы….не комары, от которых не помогает даже рецептура Ольпе.

Если посмотреть на археологическую карту, легко заметить на Псле значительную концентрацию славянского населения. Шпилевское городище с 8 столетия входило в систему укреплений с интер­валом 15-20 км. Были они и на Луке. С семи «шпилів» /холмов/ открывается великолепное зрелище, особенно, когда восходит солнце. В Шпилевке особенно глубоки балки —  до 40 метров.

Дороге, которая идет мимо Шпилевки, более 1000 лет. Тут ходили скифы. В Шпилевке с тобой начинает говорить тысячелетняя история народа.

Неожиданно в селе можно услышать разговоры: про Дунай-реку, про его ширину, глубину, а женщины расскажут, как они стирали в водах Дуная. Песни про Дунай на протяжении столетий поют хлопцы и девчата. Дунаем в Шпилевке называют Псел во время половодья, который разливается до самого горизонта, а в селе подступает к огородам.

Почему же Дунай? Северяне впервые упоминаются в 7 столетии, когда на Дунае появляются протоболгары и дунайские славянские племена, среди них выделялись северяне, которые положили начало Болгарии. Вскоре они стали расселяться на левобережье Днепра, Появились они и здесь. Они скучали по Дунаю. И он пришел к ним с первой весной, половодьем. И поют до сих пор шпилевцы: «Хочу жити на Дунаї — там середина землі моєї». И Ярославна плакала: «Полечу “зегзицею по Дунаєві…».

С высоких «шпилів» видно далекий лес, заливные луга, среди которых несет, свои воды Псел. Сквозь летнюю дымку виднеются Крас­ное село и Низы. Там, у помещика, мецената и денди, Николая Дмитриевича Кондратьева, одного из последних представителей рода Кондратьевых, основателей Сумина городка, почти каждое лето с 1871 по 1879 г.г. отдыхал П.И. Чайковский – молодой профессор Московской консерватории. Здесь он был дорогим гостем. Он полюбил здесь все: и соловьев, и реку и леса с полями. “Я очень люблю места, где нахожусь теперь. Это долина чудесной реки Псел. Он течет рядом с домом, в саду, поросшем вековыми деревьями, в очень старом и красиво расположенном. “

Еще одним зрелищем славится Шпилевка. Со второй половины XIX века дважды в год переносили Чудотворную Корсунскую икону Божьей матери из Покровской церкви Шпилевки  в Сумской собор.

На семи холмах вырос Рим.

На семи холмах выросла Москва.

Между семи холмов лежит Шпилевка,- село, каких мало на Украине, как по красоте, так и по историческому прошлому. Едем дальше. Проносятся мимо уютные села, утопающие в зелени, в цветущих ака­циях, бузине, жасмине. Помните, у Чехова: «Один берег высокий, кру­той, обросший дубами и вербой, другой — усыпанный хатами и садами.

Боровеньки, Бобрик — названия говорят о прошлом — о непроходи­мых лесах, борах с бобрами, рыбой, дикими пчелами. И вдруг идил­лия кончилась. Наш пазик заскакал козлом по булыжнику, вытряхивая из нас все печенки. Хорошо было Чехову ехать спокойно в рессорной коляске по мягкой летней дороге и останавливаться десять раз на ночевку в любом понравившемся хуторе или постоялом дворе с корчмой.

Эта ужасная дорога измучила нас. Перефразируя Чехова, скажу «дорога нас, точно глисты, замучила». Целых 15 километров вытрясала душу.

Сквозь тряску пытаемся рассказать Капитану Рыбникову о мелька­ющих красотах. Подъезжаем к Лебедину, бывшему сотенному местечку Сумского казачьего полка. Лебедин окружен сосновыми лесами, где в изобилии растут грибы, дикая малина и военные аэродромы. Лебедин — город красивых девчат, потому здесь, наверное, и обосновались воен­ные летчики.

Лебедин славился гончарами. Знаменитый дед Данило известен на всю Украину. Лет 20 тому назад почти в каждом дворе был гончарный круг и горн для обжига горщиків та макітер.

В городке сохранилась самая древняя на Слобожанщине деревян­ная церковь. А какой здесь чудесный художественный музей со ста­ринной гарнитурной ампирной мебелью из имений Капнистов, Селиховых.

Но нас поразил базар. Еще недавно сумчане ездили сюда покупать дешевых гусей, сало, глиняную посуду, книги. А мы увидели — несколько пучков увядшего укропа, капусты и еще чего-то по ценам, не поддающимся описанию. Как сказал Командор — три буквы и весь алфавит.

Одно утешение, что наши Сестры недолго бегали по магазинам.

Наконец мы тронулись дальше.

В Бобрике нас поразила новая, построенная в 80-х годах, церковь. Пейзаж постепенно делается менее суровым, исчезают сосны, кудрявые гаи (рощи) придают пейзажу поэтический аромат. Села очень часты — в преде­лах видимости.

Ура! Полтавская область!

Прощайте, булыжные и неровные дороги Сумской области.

28 июня 1888 г. Плещееву. Сумы.

Все время навстречу попадались такие чудные, за душу хватающие пейзажи и жанры, которые поддаются описанию только в Романе или  по­вести. Ах, если бы видели нашего сердитого ямщика,…восьми и деся­ти верстные села, которыми мы проезжали…

Отступление лирическое.

Георгий Ильич не давал нам ни минуты покоя, смешил, тормошил. Казалось, что он давал иногда противоречивые команды, а получалось все чудесно. Его шуткам и максимам не было конца.

При подъезде к Веприку дорога все время поднималась в гору. За поворотом открывалось очаровательное село. На самом высоком месте возвышается церковь. Чистейшей воды классицизм, я бы сказала. — вы­сокий. Построена в 1823 году. Кирпичная, штукатурка ободрана. Мы спешились. Полезли через дыру в двери вовнутрь. Увы, запустение, голубиный помет, а со стен на нас кротко смотрят святые и еванге­листы с парусов.

Хотя Чехов и ехал по нижней дороге, потому что лошадям, запряженныи в тяжелую коляску, не взять такого подъема, он, определенно, видел эту церковь, Николаевскую. Она тогда была белой, строгой среди зе­лени. А дорога поднимается все выше, открывая божественной красоты долину Псла.

На обочине две бабы пасли коров. Кинулись к ним за какой-ни­будь информацией. Бабы являли собой два ярко выраженных украинских типа – славянский, круглолицый и курносый и турецкий — чернавка та­кая,  с темными очами, молчаливая. Георгий Ильич беседовал с ними о жизни,  пытаясь вторить бабам по-украински. Прощаясь, они сказали: «Ну, паняйте з Богом».

С самой высокой точки горы вид — душу отдать можно. Пусть меня похоронят на этом месте. Можно без поминок.

Дорога стала спускаться в долину Псла. По обочинам появились украинские кипарисы. — тополі. Где-то рядом Пархомовка, туда всег­да стремится душа моя, взыскующая красоты. Там единственный в ми­ре школьный музей в палаццо о 8 залах, полных шедевров — Борови­ковский, Гоген, Пикассо, Маяковский, иконы ХV века, северянские колты — и хозяин всего этого — школьный учитель истории, фанатик, коллекционер Афанасий Лукич Лунев, любовь моя, 72 года, два ин­фаркта и костюмчик, расползающийся от старости.

Подъехали к Пслу. За мостом свернули под «кирпич» на берег. Купались. Завтракали.

Особенность.

Командор ест очень мало.

Чехов-Плещееву   28 июня 1888 г.

Ели мы и пили каждые полчаса, не отказывая себе ни в чем, сме­ялись до колик …

Удивительно.

Еще раз замечено экипажем, что Благодетель очень мало ест, но много курит и весь, как натянутая струна.

Дневник.

Пролетели Гадяч. Я ничего не поняла, где что.

Чехов — Щеглову.

Вы найдете здесь немало сюжетов и запасетесь гарниром на пять повестей. А сколько здесь декораций!

Историческая справка.

Гадяч основан в ХVI ст., как одно из 20 полковых местечек, гетьманом Ружинским. В 1516 г. Гадяч считался одним из самых значительных городов Украины. Гадяч принадлежал Богдану Хмельниц­кому.  У Богдана был переводчик — драгоман, название должности ста­ло его фамилией — Драгоманов. Он также жил в Гадяче. Это был пра­дед Леси Украинки. Здесъг в Зеленом Гаю на околице Гадяча, в доме матери жила и писала гениальная Леся, наша национальная гордость. Чехов, вероятно, заезжал в Лесин гай.

Она писала О.Кобылянской  (украинской писательнице) в августе 1899 г.

«Сюди краще іти навесні, коли ще Псел не ввійшов у береги, коли на дні старого яру ще лежить сніг, а схили схожі на гаптований всіма фарбами рушник, коли гаї озивайться співом»

Весни такої не було й не буде,

Як та була, що під вікном цвіла.

От хутора осталось только несколько яблонь.

Чехов точно был здесь, потому что писает Лейкину 21 июня 1888 г, «Был я в Лебедине, в Гадяче, Сорочинцах и во многих прославленных Гоголем местах! Я просто очарован». Чехов переписывался с сестра­ми Линтваревыми, которые длительное время проживали в Гадяче. К ним он ездил, когда навещал Бакумовку.

От Гадяча мы понеслись на Сары, Из Крыма Чехов писал : «Доли­на Псла с Сарами и Рашевкой намного разнообразней и богаче со­держанием и красками, чем Крым».

Опять вздираемся на гору. Вид — «только даль сосет глаза». Небо заселяется прекрасными, величественными, белыми, как девица Вата, кучевыми облаками. Саранчевская долина. Цветов, травы, сенокосов нет и в помине — все вытоптано и выедено коровами. Ушла поэзия, мешает асфальт, бесконечные заборы.

Нашли хату с соломенной крышей, фотографировали Предводителя на фоне.

Вскоре въехали в Рашевку. Тут мы и поймались, как караси на приманку — всякие лжемодерны, лжеквас из бочки, Сестры покупали халаты в горошек и книги, Книги — целое богатство, развалы, как в Париже на набережных Сены или в Москве на Сухаревке.

В Рашевке краеведческий музей с очаровательным директором Николаем Ивановичем Радченко.

А в музее — деревянный столетний велосипед, даже с тормозом, сделанный сельским мастером, Василием Холодаем, в 1890 году. Я фотографировалась, Мироманов даже садился верхом. Сам мастер на нем ездил. Действительно, невтонов российская земля может рожать. Рашевка стоит на высоком водоразделе между Пслом и Ворсклой.

Николай Иванович очень нам обрадовался, и хватал и показывал разложенные в живописном беспорядке драгоценные экспонаты — топор каменного века, форму для производства ложек — железного века, как выразился директор, ольвийскую монету, наконечники копий. У Мироманова разгорелись глаза, глядя на весь этот художествен­ный беспорядок. И ему подарили безмен какого-то века и железные лошадиные путы еще какого-то века. Все эти сокровища громыхали на полу автобуса до самых Сум.

В Рашевке стояла сотня Гадячского козачьего полка и было всего 10 крепостных, остальные — козаки и купцы.

Из толстой книги в багряном переплете я узнала об интересном промысле рашевских мужчин. Кроме ложкарства они занимались щетинництвом, т.е. собирали по селам рога и копыта (Бессмертный Остап Мария Бендер Бей!).


Чехов ехал нижней дорогой, где слушал песни косарей, свадьбы. Молодой Чехов воспринимал теплую, богатую, хитрую и живописную Украину романтично и эмоционально, в письмах, вероятно, немного преувеличивал красоты, зазывая гостей. Его поражала не только природа, отличная от серенького ситца небес среднерусской, но общее кажущееся довольство, народное здоровье, высокая степень развития здешнего мужика, который умен, религиозен и трезв(!), и нравствен, и всегда весел и сыт. Конечно, наши пейзане любили пофилософствовать, особенно рыбаки, пасечники и мельники в трезвую минуту, жарким летним днем. под гудение пчел или пляску поплавка на легкой ряби реки.

Останавливался Чехов в Рашевке у одного из помещиков — Паульсена, селитренного заводчика, Милорадовича, графа Кушелева (КУжелева) или у Капниста, который жил в 12 верстах от Рашевки в Обуховке.  Эх, завернуть бы туда, но — птица — тройка, только мелькают верс­товые столбы! Там же музей Капниста!

Где-то рядом находилось имение Мусиных-Пушкиных. Николай Ива­нович считает, что Чехов останавливался у Мусиных-Пушкиных и хо­тел купить хутор в Малых Сорочинцах, рядом с Хомутцом.

Историческая справка.

В XIX в. в Рашевке существовал фантастический промысел -«збирання котячого пуху», который продавали во Францию вместе с вырабатываемой здесь селитрой.

Но самое потрясающее скрывалось в последней комнате музея как у Синей Бороды. Это несколько, точнее три стенда-стола с макетами…   изображающими деревенскую свадьбу, большую усадьбу со всеми службами, карусель, ставок с гусями и утками — все дви­жется, кланяется, вращается – чудо!

Важное высказывание Мироманова:

На 1601-м километре от Сахалина директор музея подарил Луке безмен и конские путы чеховских времен.

На стенах музея висят примитивы дивной красоты и неиспорчен­ности мироощущения.

Эта выставка существует с 1977 года, И сотворил всю эту кра­соту Ковалев Федор Григорьевич из Усть-Лабинска, 1920 года рождения .На стене под стеклом висит картина, изображающая Рашевку чеховс­ких времен. Сфотографировать невозможно было — блики.

Отступление,

Мне кажется, Георгию Ильичу после рашевского музея уже никуда не хотелось ехать, так он устал и томился по купанью в речке. Мешало только отсутствие плавок, но оные были куплены в местном универмаге.

В Рашевке Сережа сфотографировал церковно-приходскую школу /1847г./, земскую больницу, находящуюся чуть выше по улице, по­строенную в 60-е годы прошлого века. Выехали на Хомутец, долго спорили, где ночевать — в Миргороде или в Хомутце. Провидение подсказало — в Хомутце.

Вдоль дороги стоят огромные деревья, посажанные еще Екатери­ной II и колодцы, вырытые по ее приказанию. Доезжаем до Бакумовки. Спешились, побродили по ферме, которая расположилась на месте ху­тора Смагиных. От старых построек остался только сарай. Пастухи рассказали нам, что у Смагиных было 12 коровников. Какое совпа­дение с Мелиховым.

По шатким лавам /переходкам/ перешли через Затон Хорола к жилищу деда Саньки. Местность очень красива. С запада к Затону спускается красивый лес, с востока — обрывы, то ли карьеры, то ли что иное. Пришли к ветхому неогроженному строению, окруженному буйно цветущей бузиной, зашли в хату, В хате, зарывшись в тряпье, на широкой деревянной кровати, прижавшись друг к другу, лежали дед Санько и его жена Катерина. Бедность ужасающая.

Рассказ Мироманова.

После Сахалина Чехов мечтал поездить по Европе и пожить на озере Комо. Он говорил, что в Европе жизнь дешевая, за 400 рублей можно объехать всю Европу. После Сахалина у него «вся утроба была полна прогорклого масла. По воспоминаниям — ад».

Внимательно читая письма Чехова из Луки, Георгий Ильич пришел к выводу, что в Сумах на Луке Чехов переделал финал рассказа «Огни», который не понравился Жану Щеглову. Надеюсь, что скоро мы об этом прочитаем.

Дід Санько — маленький, заросший белым пухом старичок, в боль­ших кирзовых сапогах, в которых он и лежал на кровати, рассказал, что Александр  Смагин был земским начальником, а Сергей – мировым судьей. Дом Смагиных был одноэтажным, «кочергою», как сказал дед, с множеством комнат. После революции там находился детский приют. Во время войны дом, свинарник и ферму сожгли немцы. Дом с садом стоял над Хоролом, там, где показывала Людмила Николаевна.

Смагины жили на хуторе до 20-х годов. Дед Сашко хорошо помнит се­денького старичка,»який з ціпкою гуляв по лісі». У Смагиных была гуральня (спиртзавод) в Бардыкивке. Этот завод принадлежал Елене Ивановне. Ее дом называли «двірець» (дворец). Ей принадлежала ветряная мельница, стоящая на высоком холме. Елена Ивановна была  красавица с длинными черными косами. Александр, как земский дея­тель, насадил 40 гектаров леса для укрепления почвы на Крычанивке, На Хороле стояла также и водяная мельница. Братья Смагины жили на Бардакивке. Дед Санько живет на Замостянке. Дед много рассказывал о жене Смагина Загряживне, как он называл ее и ее сестре Ганне Дидычке. Затем дед стал заговариваться, путая Кайзера с названиями местных колхозов, вспоминал батюшку царя и 300-летие празднования дома Романовых.

Я была потрясена их существованием, живут, как растения, в зависимости от света дня и наличия еды. Банок 10 из-под молока, немытых, полных мух, расставлены по лавкам. Деда зовут Александр Андреевич Поливьяный, ему 85 лет. Я хотела дать им какие-нибудь деньги, но меня опередил Георгий Ильич — 165 рублей /купонов/! Дед сказал философски, что сейчас такое же положение, как и перед войной — такое же напряжение и тоска. Афоризм деда: «Я был красивый. А сейчас у меня уже морда спорчена». Он всю жизнь проработал ко­нюхом, скотником, сторожем и ушел на пенсию о 15 рублях. Сейчас жизнь лучше…

Печальнее всего было то, что убогий дворик весь сиял на солн­це от цветов бузины, отягощающих огромные кусты. на травке паслась коза. Когда мы распрощались, дед еще долго ковылял за нами, бор­моча что-то про Кайзера, войну… Господи, облегчи им последние годы жизни, пусти их в рай! Дай им ласковую смерть.

Историческая справка.

Смагины приходились внуками сестре декабристов братьев Муравьевых-Апостолов, и в их семье бережно и почтительно хранились все воспоминания о «первых благовестителях русской свободы». Чехова это очень располагало.

Обьявление  

9 июня в 6 часов вечера Георгий Ильич Мироманов бросил курить. Как позже оказалось, временно.

Мы в Хомутце. Поселились в гостинице. Барышни в большой комна­те без единой форточки, мужчины — в отдельных номерах.

Справка.

Чехов посетил ярмарку в Хомутце, где продавалась очень интересная глиняная посуда. Здесь он встретился с самоучкой-гончаром Ка­лашником. Осмотрев его гончарную мастерскую и дом, он заказал мас­теру изделия из глины для музея Григоровича в Петербурге.

Вечером поехали на какой-то луг у очень мелкого и маленького стАрика. Ужинали на вечерней заре, я купалась среда лилий.

Отступление лирическое.

Утром мы приехали на тот же луг завтракать. Расположились на берегу рядом с романтическим хлипким мостиком через стАрик. Отку­да-то взялся в купе с бодливой и приставучей козой Петруша, не держащийся на ногах с утра.

из письма Чехова Н.А.Лейкину 11 мая 1888 г. Сумы.

…. Пьяных я еще не видел., а матерщина слышится очень редко да и то  в форме более или менее художественной.

Уж более художественной формы я нигде не слыхала. Казалось, и Петрушина коза матерится.

Вопрос Мироманову: «Что писан А.П.Чехов о матерщине на Сахалине?»

Такие типы, как Петруша, летят на Командора, как мухи на мед. Вечером за нами тоже увязался один очаровательный пьяница. У нас сложилось  впечатление, что хомутецкие аборигены знают только слова о трех буквах.

Дневник. 9.06.92г.

Выехали из Хомутца в 9-20 утра.

Благодарность.

Отмечаем чисто мужские и джентльменские качества Мироманова. Прислал мне из своего номера одеяло, а сам спал под тонким покрывалом.

Бытовые подробности.

Весь вечер мы варили картошку  в чужой кастрюле и заваривали большим кипятильником в 3-х литровой банке чужой чай, который нам дали соседи по Грандотелю.

На обратном пути, в Сарах, спустились вниз, в долину Псла по невероятно крутой дороге с уклоном 45 °. Покружили, как обычно, по лугу в поисках места для купания.

Село, удивительно живописное, расположено на склонах правого материкового берега террасами. Река очень быстрая, извивается, как змея – на расстоянии 500-600 м 10-12 поворотов, за каждым – индивидуальный пляж.

Окрестный лес гремит – кукушки, соловьи, иволги, дрозды. Недостает только  птицы-бугая. Опять ели на траве, купались в Псле.  Я неприлично визжала, ибо, благодаря Командору, я вернулась в 15-летний возраст. Сестры купались до посинения, все на свой манер – кто как мог.

Места райские – луг и рощи, песок и цветы по колено. Катались на лодочке с одним веслом.

В 16.00 пополудни нам было видение. На фоне грозовых туч над нами минуты две кружились и играли друг с другом два больших аиста. Георгий Ильич долго смотрел на них, а потом сказал : «Это души Антона Павловича и Марии Павловны летают надо мной».

Так, провожаемы аистами, мы уехали домой, в Сумы, на Луку. Мне почему-то было очень грустно.

Все. Путешествие окончено.

Каждая минута была прекрасна, полезна, веселая, грустная и незабываемая.

Благодарим нашего дорогого гостя и мецената за щедрость души. Мы платим ему такой же любовью наших душ и сердец.

Чехов писал: «Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить том, что говорят и пишут, наблюдай сам и вникай».

В заключение вопрос : «Что означает «Занюхал свою порцию и молчи»?

С уважением,  девица Вата

14 июня 1992 года, Сумы.

(день смерти Георгия Ильича Мироманова).

Оставьте комментарий